Рассказывает Евгений

Была вторая половина 60-х годов. Я учился на физическом факультете Новосибирского государственного университета. Физики были в большом почёте. Конкурсы на физические факультеты вузов — огромными. Советская физическая школа — одна из лучших в мире.

Так случилось, что после двух курсов физического я оказался студентом второго курса экономического факультета того же университета. Я догадывался, что физики и экономисты это разные типы людей, но не ожидал, что настолько.

Первое изумление: преподаватель на экзамене по политической экономии потребовал от меня конспект «Капитала» — главного труда Маркса. Без этого конспекта он отказывался принимать экзамен. Это было странно. Я честно прочитал весь первый том «Капитала» и выборочно — второй и третий. Я готов был обсудить прочитанное на экзамене, но преподавателю нужен был зачем-то конспект. Это было тем более странно, что на физическом факультете никогда не требовали делать конспекты трудов корифеев, тем более, корифеев прошлого. Считалось, что для понимания сути лучше слушать лекции и читать труды современников. Корифеи прошлого, конечно, уважаемые люди, но ведь наука не стоит на месте, и поэтому их взгляды требуют, по меньшей мере, корректировки. «Капитал» же, несмотря на свою древность, выдавался за непревзойдённую вершину экономической мысли. Студентам предлагалось изучать его даже прежде современных учебников, так как учебники могут исказить, упростить, вульгаризировать недосягаемый идеал — объяснение мироустройства самим Марксом.

По отношению к Марксу советские экономисты вели себя не как учёные (учёные всегда оставляют своим корифеям право на ошибку), а как вечные ученики, как приверженцы религиозного учения. Ссылка на Учителя считалась у них лучшим доказательством своей правоты и неправоты оппонента. Ведь Учитель всегда прав и богохульство, страшный грех, верх неприличия сомневаться в этом.

Однако религиозные черты в поведении советских марксистов не были для меня достаточным основанием, чтобы усомнился в научной добросовестности самого Маркса.

Несколько лет ушло, на то, чтобы понять такого непростого и многотомного Маркса, да ещё в компании с Энгельсом.

Второй раз я был экономически изумлён, когда понял марксову трудовую теорию ценности (трудовую теорию стоимости, как перевели её название русские марксисты), теорию, на которой построена вся марксистская политическая экономия. Маркс без доказательства, как самоочевидный факт, как аксиому, провозглашает: ценность товара определяется количеством труда, идущего на изготовление этого товара, труда, кристаллизованного, овеществлённого в этом товаре. Но такое утверждение, мягко говоря, неочевидно. Теория, базирующаяся на таком постулате, описывает фантастический мир, в котором ценность товара зависит от количества «впрыснутого», «закаченного» в него труда. Это забавный мир, но он далёк от реальности, в которой люди ценят товары, не считаясь с количеством затраченного на них труда.

В фантазиях Маркса бесплодный (по определению) Капитал эксплуатирует творящий ценности Труд. Маркс возмущается неблаговидной деятельностью паразита Капитала. Он с пафосом призывает к его низвержению и к установлению господства Труда. Причём, Маркс не видит границы между фантазией и реальностью. Его антикапиталистический пафос выплёскивается в реальный мир. Это тем более забавно, что в третьем томе «Капитала» Маркс берётся объяснять, почему его утверждение о трудовой природе ценности при реальном капитализме несколько не «работает». И это то самое утверждение, из-за которого Капитал выглядит таким бессовестным эксплуататором, присваивающим то, что создано исключительно Трудом! И это то самое утверждение, из-за которого Труд подстрекался к тому, чтобы стать могильщиком Капитала! И это то самое утверждение, из-за которого был взбаламучен весь мир!

Ну, да ладно, думал я. Марксизм — это не вся экономическая наука. Западная экономика наверняка свободна от столь грубых просчетов.

Но вот кончился советский социализм. Западная экономическая мысль стала не просто доступной. Она стала основой российской политики. И тут случился третий шок. Оказалось, что на Западе, где, как нам говорили, капитализм, основная масса учёных экономистов увлечена проблемами эффективного выбора там, где неуместно выбирать, и проблемами рационального хозяйствования там, где неуместно хозяйничать. Оказалось, что современные экономисты претендуют на управление всей страной. Им мало, в отличие от Ксенофонта, давать советы по управлению хозяйством конкретных людей, например, хозяйством Критобула. Им подавай страну целиком. И не для советов. Для команд. А главная команда: плати. Подавляющее большинство платит, не спрашивая за что, довольствуясь косноязычными объяснениями современных экономистов. И это четвёртый шок, от которого я до сих пор не могу прийти в себя.